ПРИЗНАНИЕ
Гуляли только раз мы с вами, друг желанный,
И ваша гладкая рука
Лежала на моей (в снах памяти туманной
Та ласка всё еще ярка).
Был поздний час; как лик сверкающей медали,
Светила полная луна;
И, как река, часы ночные заливали
Париж, забывшийся средь сна.
В тени домов, скользя в ворота их немые,
Шли кошки, слух насторожа,
Иль шагом бархатным, как призраки родные,
Нас провожали, не спеша.
И средь той близости, расцветшей под луною,
Среди свободы той ночной,
У вас, живой орган, звучащий лишь одною
Лучистой радостью младой,
У вас, сияющей и счастливой, как зори
И как трубы веселый зов,
Вдруг нота странная, исполненная горя,
Тут вырвалась, как из оков.
Угрюмое дитя, тупое и больное,
Позор в глазах семьи своей,
Как пленник жившее за темною стеною
И далеко от всех очей.
Мой ангел, пел тот звук, напитанный тоскою:
«Нет постоянства на земле,
И черствый ум сквозит, под маскою любою,
На человеческом челе.
Неблагодарный труд считаться записною
Красавицей и быть простой
Плясуньей площадной, застывшей пред толпою
В улыбке скучно неживой.
Построить на сердцах — напрасное стремленье.
Всё вянет, юность и любовь,
Пока не заберет их хладное забвенье,
Чтоб Вечности вернуть их вновь!»
Я часто вспоминал луны златой сиянье,
В тот час и томный, и немой,
И шепот горестный ужасного признанья,
Вдруг прозвучавший предо мной.
ДУХОВНАЯ ЗАРЯ
Когда к развратникам войдет заря златая
И синий Идеал нарушит их покой,
То под таинственной и мстительной рукой
В скотине дремлющей проснется Ангел Рая.
Небес Духовных даль и девственный эфир,
Пред жертвами страстей во мраке жизни тесной,
Всё углубляются и дух влекут, как бездна.
Богиня светлая, сияющий Кумир.
Так реет без конца пред сонными глазами,
В угаре и дыму, к исходу злых ночей,
Твой лик, еще светлей, и чище, и нежней.
Луч солнца погасил свечей дымящих пламя;
Так призрак твой, Душа, сильнее суеты,
И на бессмертное походишь Солнце ты.
ГАРМОНИЯ ВЕЧЕРА
Приходит час, когда волной святых курений
Дыхание цветов уносится в эфир,
И звуки вечера витают, как зефир;
Вальс грустно-медленный и нежное томленье!
Дыхание цветов уносится в эфир,
И скрипка вся дрожит, как сердце от мучений;
Вальс грустно-медленный и нежное томленье;
Прекрасны небеса, как вечный синий пир.
А скрипка всё дрожит, как сердце от мучений,
Как сердце нежное, взлюбившее весь мир!
Прекрасны небеса, как вечный синий пир;
Луч солнца потонул в густой кровавой тени.
На сердце нежное, взлюбившее весь мир,
Прошедших светлых дней ложится отраженье!
Луч солнца потонул в густой кровавой тени…
Но память о тебе сияет, как потир!
ФЛАКОН
Есть крепкие духи; они проходят всюду,
И не преграда им стеклянные сосуды.
Открыв привезенный с Востока сундучок,
В котором жалобно скрипит тугой замок,
Иль в доме нежилом раскрывши шкаф старинный,
Дышащий затхлостью и полный паутиной,
Находят иногда заброшенный флакон,
Где всё еще жива душа былых времен.
Дремали думы там, как бабочек рой сонный,
Легко дрожа во тьме, уныньем насыщённой.
Расправив крылья вновь, летят они толпой
Лазурной, розовой и ярко-золотой.
Воспоминание порхает легкой тенью
В смущенном воздухе; взор меркнет, и томленье,
Наш полонивши ум, его изо всех сил
Толкает к пропасти, где ряд родных могил.
Душа повалена у бездны, век зиявшей,
Где, Лазарь тлеющий, свой саван разорвавший,
Проснувшись, движется, как призрачный мертвец,
Любовь увядшая давно немых сердец.
Так я, когда мое забудут люди имя
И в шкаф я сумрачный заброшен буду ими,
Надтреснутый флакон, ненужный и пустой,
Покрытый пылью весь и плесенью густой,
Став гробом для тебя, желанная проказа,
Свидетель буду чар твоих и злой заразы!
Отрава Райская! Пьянящее вино,
В котором жизнь и смерть найти мне суждено!
ЯД
Вино скрывает грязь в любезных нам притонах,
Под шелком и под парчой,
И светят портики волшебные порой
Сквозь злато паров червленых
Его, как солнца круг во мгле вечеровой.
Дым опия раскрыл неведомые дали,
Безбрежность мечтам дает,
Вневременный кумир для страсти создает
И негу, острей печали,
В измученную грудь нам свыше меры льет.
Не стоит это всё ядов, сокрытых в зельи
Зеленых твоих очей,
Озер тех, где душа дрожит в сетях лучей…
K ним грезы толпой слетели,
Чтоб жажду утолить, в часы глухих ночей.
Не стоит это всё мучительного чуда
Соленой твоей слюны,
Дарующей душе забвение и сны
И властно ее отсюда
Влекущей к берегам безрадостной страны.